Навигация |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Данная страница посвящается полностью Рекламе.Вы можите оставлять свою рекламу только учитывая, что подобной нет.
Маникюрные наборы
Универсальные электрические маникюрно-педикюрные наборы для домашнего и профессионального использования. |
Интернет-магазин Gimi.Ru |
- Парижанка
- Парижские кафе
- «Шекспир и Ко»
Парижанка: Страсти давно улеглись. Споры давно потеряли всякий смысл. Она стояла здесь, и будет стоять до тех пор, пока ей самой все это не надоест! Каких только эпитетов не удостаивалась она за свою недолгую жизнь. Трагическим уличным фонарем, скелетом колокольни, тощей фабричной трубой виделась она в раздраженном воображении одних. Нежной пастушкой, прощальным «жестом» ускользающей готической эпохи называли ее другие. Официальное мнение приписывало ей роль символа нового века, называло началом новой индустриальной эпохи, прорывом инженерной мысли, предвестницей новых форм в искусстве. Чем, наверное, она и была в свое время. А чем сегодня является «самая известная в мире парижанка»? Да, пожалуй, как и положено истинным парижанкам, интригующей, привлекательной, не потерявшей в свои сто с лишним лет моложавой легкости, изящества, кокетства. Как о подлинной звезде, хочется знать о ней все. Но только «светская хроника» этой звезды пишется не бойкими щелкоперами-однодневками, а самой историей. Ah, Mon papa! Отец ее – инженер-мостостроитель Александр Густав Эйфель - национальную известность получил после строительства «висящего в воздухе» моста в Бордо. Он автор здания первого в мире универсального магазина, парижского универмага «О-бон марше» и «Галереи машин», стеклянная крыша которой опиралась только на стальные арки - внутри не было ни одной колонны! Его мост - через французскую речушку Труир - долгое время считался самым высоким в мире - 120 метров высотой, пока рекорд не был побит самим же Эйфелем: в Португалии он построил 160-метровый мост. Он сконструировал подвижный купол обсерватории в Найсе. И он же сделал математические расчеты для построения статуи Свободы, которую французский народ подарил американскому народу. Были в биографии талантливого инженера и печальные страницы. Во время строительства канала через Панамский перешеек его обвинили в растрате огромных средств, хотя никакого отношения к финансовым делам он не имел. Эйфель получил два года тюрьмы, о чем французы обычно не упоминают. Умер он глубоким стариком, в возрасте 91 года, в окружении 25 (!) своих детей и в ареоле славы, принесенной ему несколькими десятками архитектурных детищ, самым известным из которых была, конечно же, она. Какой confuse! Едва башня начала подниматься над Парижем, как для многих стало очевидным непреодолимое противоречие между этим ажурным, легким, непонятным созданием и монументальным имперским стилем самого Парижа. Многие художники, поэты и писатели рьяно запротестовали. Они выступили с открытым письмом, в котором доказывали, что башня уродует исторический облик Парижа и, что правительство не должно финансировать ее строительство. Масла в огонь добавил какой-то математик, «доказавший» своими расчетами, что башня развалится сама собой, едва достигнет высоты в 220 метров. Когда башня, наконец, вытянулась в свой полный рост посреди Марсового поля и стала неизбежной, Ги де Мопассан один из самых безжалостных ее хулителей, стал регулярно ходить обедать в ресторан, расположенный на первом уровне башни. Объясняя свое непоследовательное поведение, он говорил: «Это единственное место в Париже, откуда не видно «чудовища». Травля была такой неуемной, что башню решено было снести. Делались даже подсчеты расходов, связанных с этим. Спасло ее то, что на неё верхушку водрузили антенну, а, кроме того, она стала источником крупных доходов города. Только за время работы Всемирной выставки ее посетили два миллиона человек. Со всего мира в Париж стягивались туристы специально, чтобы посмотреть на самое высокое сооружение в мире. А она была фантастически высока - на 130 метров выше самого высокого, на тот момент, сооружения в мире, Вашингтонского обелиска. И оставалась рекордсменкой до 1931 года, когда в Нью-Йорке был построен небоскреб Empire-State-Building. Периодически разговоры о сносе башни все-таки возобновлялись. В 1925 году этим воспользовался некий Виктор Лустиг. Он прочел в одной из газет заметку о том, что Эйфелева башня находится в ужасном состоянии, и городские власти подумывают о ее демонтаже. Авантюрист снял номер «люкс» в отеле Crillon, пригласил туда крупных торговцев металлоломом. Представился заместителем министра почт и телеграфов, а то, что принимает их не в министерстве, объяснил строгой секретностью предмета обсуждения. Лустиг предложил дельцам закрытый тендер на демонтаж Эйфелевой башни. Своей жертвой он наметил дельца из провинции Андре Пуассона. Во время второй встречи в отеле - уже один на один - Лустиг намекнул Пуассону насчет взятки. Обнадеженный доверием чиновника, Пуассон выписал чек. Лустиг, извинившись, вышел на минутку и… исчез вместе со сказочным планом превращения Эйфелевой башни в гору металла. Искусство закройщика В плане Эйфелева башня опирается на квадрат площадью в 1,6 гектара. Вместе с антенной ее высота составляет 320,75 метра, весит она 8600 тонн, и, как уверяют специалисты, в процессе ее постройки было использовано 2,5 миллиона заклепок. 12 000 деталей для башни изготовлялись по точнейшим чертежам. По тем временам самая высокая башня в мире была смонтирована 250 рабочими в поразительно короткий срок – 2 года, 2 месяца и 5 дней - без единой технологической проблемы. Стоила она около 5 миллионов франков, причем, большую часть суммы Эйфель выложил из собственного кармана. Она стала основным событием и главным аттракционом Всемирной выставки 1889 года и окупилась в течение полутора лет. 16 опор, на которых держится башня (по четыре в каждой из четырех «ног»), были снабжены гидравлическими подъемными устройствами, дабы обеспечить абсолютно точный горизонтальный уровень первой платформы. Без этих домкратов поставить башню не удалось бы никогда. Высота башни 320 метров, состоит она из трех уровней: первый этаж находится на высоте 57 метров, второй- 115, третий- 276. На первой платформе был открыт ресторан. На второй - газета «Фигаро» оборудовала свою редакцию. На последнем этаже восстановлен кабинет Гюстава Эйфеля, в котором две восковые фигуры изображают встречу Эйфеля с Эдисоном. Благодаря антенне, завершающей изящную вертикаль, все парижские FM-станции нежно окутывают город музыкой. Haute Couture Переодевается красавица каждые 7 лет. Эйфель выкрасил ее в волнующий красный цвет. Такой она простояла до 1892 года. Затем был желтый. Еще дважды - в 1954 и 1961 годах - ей возвращался оригинальный красный цвет. 31 декабря 1985 года была введена в действие новая система иллюминации башни. Прожектора установили внутри самой башни. Их направленный вверх свет делает ее похожей на тончайшее ювелирное изделие. В конце прошлого года ее начали красить уже в восемнадцатый раз. Согласно решению мэрии Парижа цвет самой известной достопримечательности города изменен не будет - башня останется болотно-коричневой, - но он будет иметь три оттенка — внизу темно-коричневый цвет. От отметки в 57 метров - более светлый из-за присутствия зеленоватых тонов, а в верхней части - с отметки в 115 метров - светло-коричневый. Перетекание тонов, по замыслу художников, будет подчеркивать изящество конструкции. В обновленном виде она предстанет лишь в феврале 2003 года. Впервые будет применена новейшая краска - без содержания свинца. На ее создание ушло около семи лет. Но при всех нововведениях одно правило остается незыблемым - красить башню 25 маляров будут вручную с помощью кисточек с короткой ручкой, как завещал Гюстав Эйфель. На покраску 200 тысяч квадратных метров поверхности уйдет 60 тонн краски. Стоимость работ оценивается в 3 млн. евро. Кстати башня приносит огромные доходы Парижу, так в прошлом году мэрия получила от управляющей компании более 30 млн. франков. Московская гастроль В начале восьмидесятых прошлого века все лестничные пролеты Эйфелевой башни были заменены лифтами. С тех самых пор и началась погоня музеев и коллекционеров за «золотыми» ступеньками. Из двадцати лестничных пролетов только два безвозмездно попали во французские музеи и одна – в Московский музей современного искусства. Остальные же были проданы за баснословные деньги на аукционах. Высота нашей «винтовой француженки», соединявшей некогда второй и третий ярусы, всего четыре метра шестьдесят сантиметров. Каждый метр весит 160 килограммов. Заключительная, комплиментарная Соблазн притянуть для объяснения феномена Эйфелевой башни старика Фрейда велик. И все-таки секрет ее успеха совершенно в другом… В ее абсолютной женской сущности. Не исключено, хотя этому нет достоверных доказательств, что этим творением Эйфель хотел рассказать нам о своем женском идеале. Известно, что он, как истинный француз, был галантен, очень влюбчив и многократно женат. Так почему же он не мог в собирательном женском образе увековечить те черточки милых сердцу особ, которые способны только в раскованном воображении художника соединиться вместе? Изящество и стать, аристократизм и обольстительный шарм, непоколебимое достоинство и кокетливая игривость, а главное – немногословность… наверх -------------------------------------------------------------------------------- Парижские кафе Прежде чем пойдет разговор о знаменитых парижских кафе, пара слов о французских кафе вообще. На протяжении последних столетий в каждой из европейских стран установился свой особый тип заведения, куда люди приходят в свободное время. Немецкая пивная так же отличается от английского паба, как последний от испанского кафе; в свою очередь, у испанского кафе не больше общего с итальянским, чем у китайской забегаловки с турецкой чайной. Первое, что следует знать о французском кафе, - это не кафе. Его социальная функция ближе к традиции (или "институту", как говорят социологи) советской кухни недавнего прошлого: место, где собираются друзья поговорить о своем, побыть среди своих. В отличие от испанского, где обстановка более семейная и те же люди, бывало, сидят десятилетиями за одним и тем же столом, здесь другие критерии свойскости. Чаще - культурные, политические. И отчасти по этой причине парижские кафе превратились в исторические достопримечательности, а испанские - нет. Что еще? Скверный кофе. Не макдоналдовское или Starbuck пойло, но, вопреки молве, по вкусу гораздо ближе к ним, чем к благородному напитку, подразумеваемому словом кофе. Пока вы не принадлежите к завсегдатаям компании, не "свой", вы - чужой, и в стране, отнюдь не славящейся гостеприимством, быть посторонним во французском кафе совсем не то, что в итальянском, где на вас просто не обращают внимания, или испанском, где малейший приязненный жест с вашей стороны может мгновенно превратить вас из постороннего в друга, с которым в следующий раз все будут здороваться и обсуждать вчерашний матч. Во французском кафе вы будете постоянно ощущать на себе взгляд официанта, как если бы он подозревал вас в желании отсыпать сахара в карман или украсть ложку перед тем, как рвануть к выходу не расплатившись. Разумеется, в туристских кафе на бульварах атмосфера иная, но они такие же французские, как и вы. Первым парижским кафе был, по-видимому, "Le Procope". Открыл его... сицилиец Франческо Прокопио деи Колтели в 1675 году. На своем нынешнем месте (в Латинском квартале, на 13 Rue de l'Ancienne-Comedie, метро Odeon) оно обретается с 1686 года. Здесь сиживали Дидро и Даламбер, по легенде знаменитая Энциклопедия возникла во время одного из их споров в кафе. Завсегдатаями "Le Procope" были Вольтер, Дантон и Марат. Здесь в вечер 27 апреля 1784 года в ожидании бессмертия или провала сидел Бомарше во время премьеры "Женитьбы Фигаро". Частыми гостями были Томас Джефферсон и Бенджамин Франклин. В 1988 году нынешние хозяева "Le Procope" провели капитальную реставрацию кафе "под славное прошлое", т.е. сделали его привлекательным для нас с вами. Свою роль в культурной жизни Парижа оно давно потеряло. Почин сицилийца пришелся французам по вкусу. Накануне Французской революции, т.е. через сто с небольшим лет после открытия "Le Procope", в Париже уже насчитывалось тысяча сто кафе, в 1825 году - три тысячи, в 1869 - четыре. Пик приходится на период между двумя мировыми войнами, когда число кафе перешло за семь тысяч. Об их популярности можно судить по тому, что в старину большинство их, как и сегодня, располагалось в районе бульваров, которые приобрели нынешний вид только в 1870-х годах. Три тысячи кафе на бульварах старого, на самом деле не очень большого, города - это значит, что каждая вторая дверь вела в кафе! Шло время, менялся Париж, и вместе с ним менялся облик и география популярных заведений. Одна подробность, впрочем, оставалась неизменной. Она, в частности, объясняет, почему пик кафейной культуры приходится на 1910-20-е годы, когда в моду вошли монмартрские кафе. Дело в том, что отопительная система парижских домов заставляла в зимнее время даже скандинавов страдать от холода. Чем беднее был человек, тем чаще он ходил в кафе и дольше сидел там. Еда, говорят, в них всегда была скверной, но вино и тепло скрашивали жизнь. Русский парижанин Андрей Седых так описывал знаменитую "Ротонду" в ее легендарные годы: ""Ротонда" была нашим убежищем, клубом и калейдоскопом. Весь мир проходил мимо, и мир этот можно было рассматривать, спокойно размешивая в стакане двадцатицентовое кофе с молоком. ... Было тесно, накурено, но от громадной чугунной печки, стоявшей посреди зала, веяло теплом. Кто только не отогревал свои озябшие руки у этой печки!". Кто был в Париже, помнит тамошние старые дома с множеством мансард под крышей. В истории живописи мансарды занимают почетное романтическое место. (Встречая восторженные упоминания о них, я всегда вспоминаю старый анекдот: Маруся, приходи на веранду, будем заниматься любовью. - Твой намек поняла, только что такое "веранда"?) Мансарда - это чердак, что в переводе на человеческий язык означает жизнь под раскаленной крышей летом, под протекающей - весной и осенью и на чудовищном сквозняке и холоде - зимой. Что ж удивляться "кофе с молоком" и гимну чугунной печке?! У людей с достатком кафейная культура в течение пары столетий выработала особые бытовые ритуалы. Англичан и американцев особенно восхищали "дневные кочевья": утренний кофе с круасаном и одной компанией в первом кафе, после этого все перебирались в другое для полуденного аперитива, ближе к вечеру народ становился на прикол в третьем или четвертом, уже со "своими", со сплетнями, слухами, интригами. Отсюда и культурное прошлое. Когда вам говорят: вот здесь, в этом кафе была написана такая-то и такая-то великая книга - как правило, говорят правду. Кафе были своего рода писательскими кабинетами многих классиков современной литературы. Художники, правда, картин в них не писали, но почти в каждом монмартрском кафе за "своими столиками" сидели торговцы картинами, здесь совершались сделки, которым впоследствии искусствоведы посвятили монографии. *** Для удобства читателей, которым, чем черт не шутит, захочется пройтись по этому парижскому маршруту, я разобью описание по районам. Начнем с Сен-Жермен де Пре (St-Germain-des-Pres). Этот район часто ассоциируется в истории с расцветом современной философии, а кафе с именами Жана-Поля Сартра, Симоны де Бовуар и французской школой экзистенциалистов. "Cafe des Deux-Magots" (170 Boulevard St-Germain). Почти целое столетие оно считалось своего рода вратами в рай мировой литературы. Каждый, кто мечтал попасть в рай, приходил в это декорированное в китайском стиле кафе, зная, что оно - аперитивная остановка крупных издателей и - где грязь, там и карась - писателей. Попросту говоря, оно стало издательской общественной приемной. Дорогой, естественно. Известны случаи, когда поэты и писатели неделями копили гроши, чтобы придти сюда в час коктейля, заказать за 110 су (безумные деньги в конце прошлого века!) рюмку аперитива и... ожидать, когда великий человек-Издатель будет проходить мимо ... "Cafe des Deux-Magots" было любимым местом поэтов Рембо, Верлена, поэта и драматурга Малларме. В 1920-х годах его оккупировали сюрреалисты. Здесь держали двор повелители направления Бретон и Арто, щедрой рукой раздавая хулу и путевки в жизнь. Симона де Бовуар читала в кафе Гегеля, Луи Арагон сочинял свои литературные манифесты. Живший неподалеку Оскар Уайльд приходил сюда завтракать. В "Deux-Magots" Пикассо познакомился с Дорой Маар, чьи портреты сейчас висят в лучших музеях мира. Из великих и знаменитых американских писателей завсегдатаями были Харт Крейн, автор замечательного и, увы, не переведенного на русский язык романа "Мост", и Гор Видал, автор "Бэрра" и других известных романов. В "Cafe de Flore" (через дом от Deux-Magots), по соседству с одним из лучших в прошлом веке парижских книжных магазинов, витает дух Апполинера, великого поэта и знатока живописи, благодаря статьям которого кубисты и сюрреалисты перешли из разряда шантропы в разряд почтенных художников. По прихоти истории это кафе было любимым местом сбора французских фашистов в 1930-е годы. А за соседними с ними столиками сидел Сартр со своей компанией друзей-философов. Каждый день, как на службу, приходил поэт Жак Превер. Он собирал со столиков меню, клочки бумаги (бывало, туалетной тоже), писал на них, иногда забывал. После его ухода хозяин кафе Бубал аккуратно их собирал и вручал месье Преверу на следующий день. В отличие от России, где живой писатель - разновидность государевой плевательницы, а мертвый - предмет столь же противоестественного идолопоклонничества, Франция - одно из немногих мест в мире, где культура традиционно считается живым национальным достоянием. В 1958 году хозяин "Brasserie Lipp" (151 Boulevard St-Germain) Марселин Липп был награжден высшим орденом страны - Орденом Почетного Легиона - за "лучший литературный салон Парижа". Это кафе основали беженцы из Эльзаса, который после франко-прусской войны 1870 года перешел к Германии. По давно установившейся традиции завтракают тут бизнесмены, обедают политики и актеры (какое естественное сочетание!), а к ужину собираются писатели. Двое из трех старых завсегдатаев - писатель Сент-Экзюпери и будущий президент Миттеран - сделали "Brasserie Lipp" известной; третий, Эрнст Хемингуэй, писавший здесь "Праздник, который всегда с тобой" (кстати, кафе в нем упомянуто), - знаменитой. "Le Montana" (28 Rue St. Benoit) несколько десятилетий тому назад было излюбленным местом киношников. Режиссеры Годар, Трюффо, Рено частенько сиживали в здешнем баре. К ним ходили "в гости" философы обсуждать смысл жизни. То была эпоха "сурьезного кино", наивного, скучного, но без голых задниц и античных греческих богов, побивающих друг дружку приемами кун-фу. Рассказывают: от курева дым в "Le Montana" стоял таким коромыслом, что люди за соседними столиками не видели друг друга. Какие прекрасно нездоровые были времена! Название"La Palette" (43 Rue St. Benoit) обманчиво. В "Палитре" в основном сиживали поэты. Апполинер и Андре Салмон проводили за здешними столиками дни напролет. Вообще-то в ежедневном кафейном ритуале "La Palette" выполняла функции аперитивной остановки, но, как бывает, рюмочка-другая абсента - и пошел разговор. (Вопреки тому, что писал Достоевский, бесконечные споры о Боге и Вселенной свойственны не одним русским. Чтобы убедиться в этом, достаточно провести несколько часов в реальном французском кафе или молодежной немецкой пивной. Подозреваю, так было и при жизни великого русского писателя. Но он мало интересовался чужестранной жизнью и еще меньше в ней понимал.) Наверное для проформы следует упомнить и подвальное кафе "Bar du Pont-Royal" (7 Rue de Montalembert) неподалеку от издательства Галлимар. Список писателей, заходивших сюда договариваться об издании своих книг, обмывавших вышедшие, просто регулярно бывавших в баре мог бы составить почти полную энциклопедию французской литературы XX века. Пруст, Камю, Сименон, Жид, Сартр, Арагон, Кокто хотя бы по разу опрокинули здесь рюмашку или выпили кофе. Монмартр Мне всегда импонирует ирония, особенно историческая. Когда-то пригород Монмартр славился не памятью о богемных кафе и кабаре, канканом и полькой, и даже не туристскими ресторанами, еда в которых омерзительна даже по мировым стандартам такого рода районов, а нахальство и вымогательство официантов требует присутствия объединенного дежурного наряда полиции с фининспекцией в каждом ресторане. Нет, Монмартр был известен... женскими монастырями. Название району дали в давние времена студенты. (Хорошее соседство - студенты с монашками. Вдохновляющее. Обе стороны.) В XVII веке "Closerie des Lilas" (171 Boulevard de Montparnasse) была постоялым двором на пути из Парижа в Фонтенбло и Орлеан. До начала 1920-х, когда здесь дни напролет, работая, просиживал Хэмингуэй, кафе было любимым пятаком писателей-символистов. С 1905 по 1914 года в кафе находилась - в лице одного человека, одетого во все черное - Поля Фора - редакция журнала "Поэзия и Проза". Этот, почти самиздатный журнал первым опубликовал Андре Жида и Жюля Ромэна. Бодлер, Верлен, Метерлинк назначали встречи друг с другом в "Closerie des Lilas". Оставляю читателям самим судить, несет ли место печать преемственности, но следующим литературным поколением, избравшим это кафе, были дадаисты и сюрреалисты. В полном согласии с провозглашенной эстетической программой, почти каждое заседание писателей, избравших источником своего творчества подсознание, заканчивалось скандалом. Подзюкиваемое подсознанием, ничье сознание не соглашалось на компромисс! Место вошло в анналы не только европейской, но и ирландской литературы: в 1920-х здесь часто сиживал Джеймс Джойс, в 1950-х - Самуэль Беккет. Еще более весомое место занимает "Closerie des Lilacs" в американской литературе! Ладно, что Хэмингуэй здесь работал над окончательным вариантом "И восходит солнце...", но за одним из столиков Дос Пассос написал - от начала до конца - великую трилогию "USA". Работал в нем и Томас Вулф; он, в частности, упоминает кафе в романе "О времени и о реке". "Le Coupole" (102 Boulevard de Montparnasse) считалась молодыми поэтами и художниками "академией богемной жизни". Кафе появилось на свет в 1927 году на месте бывшего угольного склада. Собственно, не кафе, а - похожая больше на гигантский сарай или зал ожидания на вокзале - закусочная "Le Coupole" привлекала молодежь а) дешевой едой и б) танцевальной залой в подвале. Здесь Луи Арагон познакомился с Эльзой Триоле, и Генри Миллер вотще пытался всучить официанту в качестве платы за ужин обручальное кольцо. Именно в "Le Coupole" день за днем писал свои репортажи для "Известий" Илья Эренбург, вокруг которого постепенно сложился, как иронизировали американцы, "коммунистический уголок". В 1960 году здесь часто работали любимая писательница интеллигентных советских женщин - Франсуаза Саган и кумир советских интеллигентов моего поколения (а также лучший друг Фиделя Кастро) - Габриэль Гарсия Маркес. Соседняя и самая знаменитая из всех старых парижских кафе "Le Rotonde" (105 Boulevard de Montparnasse) - туристская мекка для всех, кто хочет увидеть место, где родилась и созрела живопись европейского авангарда. Кто только не бывал в "Le Rotonde"! Ее стены можно выложить мемориальными плитками. Пикассо, Дерен, Вламинк, Модильяни, Сутин ходили сюда каждый день. Приходил наезжавший из Германии для встреч с друзьями Кандинский. "Ротонда" была общеевропейской явкой анархистов, которые ни о чем не подозревая, скользили взглядом мимо никому тогда неизвестных, поднимающихся на террасу кафе Ленина и Красина. Легенда рассказывает, что однажды менеджер "Ротонды" приказал официантам не обслуживать курившую на веранде молодую женщину. Вдобавок, о ужас!, она сидела без шляпки! Он попросил женщину уйти из кафе. Возмущенные завсегдатаи, тогда еще не знаменитые, а просто молодые, бедные и принципиальные, в знак протеста перекочевали в "Cafe du Dome" (108 Boulevard de Montparnasse). Так произошла смена эпох. До этого кафе пользовалось популярностью среди российских социал-демократов. Что написал в нем Ленин, я не знаю, но еще пару десятилетий назад еще были живы люди, помнившие двух оживленно жестикулирующих и громко говорящих собеседников - Ленина и Троцкого. Вряд ли в спорах о мировой революции они обращали внимание на скромного, худощавого, болезненно выглядящего молодого человека за одним из соседних столиков. Сомнительно, чтобы он тоже вслушивался в их разглагольствования. Все мысли Хаима Сутина были устремлены к живописи. Подозреваю, что через одно-два поколения о Ленине и Троцком будут помнить только будущие забубенные люди (вроде автора этих строк), а гениальных "Купальщицу" и "Мальчика в ливрее" будет знать каждый, кто не безразличен к живописи. Согласно литературному реестру (французы ревниво его блюдут!) уже в 1929 году (!) "Cafe du Dome" упоминалось в пятидесяти романах и повестях, написанных на пятнадцати языках. Еще бы! Среди постоянных посетителей, удостоившихся мемориальных досок в кафе числятся Брак, Дерен, Цадкин и Модильяни. Не считая заходивших время от времени Сартра, Бовуар и Беккета. О "Dingo Bar" (10 Rue Delambre) легенды ходили уже в 1920-х. Из какой бы европейской страны, из какой бы французской глубинки ни приехал завоевывать Париж молодой писатель или художник, в списке мест, где его должны видеть, "Dingo Bar" стоял на первом месте. У стойки бара в кафе познакомились Хэмингуэй со Скоттом Фитцджеральдом, она же была по каким-то им одним известным причинам местом встреч между Пикассо и Кокто. В 1924 году, когда послевоенная Франция еще не пришла в себя от шока и разрухи первой мировой войны, знаменитое место перекупили американцы. Нет, не для туристских целей (хотя туристы 20-х годов уже ездили сюда посмотреть на знаменитостей в баре) - оно стало любимым приколом для постоянно живущих в Париже американских писателей и художников. Главными воспоминателями о "Le Select" (99 Boulevard de Montparnasse) должны, по-видимому, быть пенсионеры-полицейские местного участка. Однажды целый наряд не мог утихомирить Айседору Дункан, которая пыталась врезать корреспонденту американской газеты за то, что тот посмел написать, будто суд над Сакко и Ванцетти был честным и беспристрастным. В другой раз они уводили в каталажку Стивена Крейна, наломавшего ребра официанту за презрительную ремарку в адрес "невоспитанных американцев". Пару раз отсюда забирали в околоток Хэмингуэя. По-видимому, великий писатель избрал это кафе для ежедневного опохмела, ибо все почему-то вспоминают его в "Le Select" небритым, в помятой рубашке и в дурном настроении. Латинский квартал Мы уже упоминали в начале заметок о "Le Procope" - первом парижском кафе."Cafe de la Marie" (8 Place St.-Sulpice) было любимым местом Анатоля Франса. В нем часто бывал живший неподалеку Фолкнер. Говорят, в 1951 году в "Cafe de la Marie" произошла историческая ссора между Сартром и Камю, расколовшая парижскую интеллигенцию на два враждующих лагеря. (Не вполне к сюжету, но для поклонников "Трех мушкетеров" будет небезынтересным узнать, что Дюма-отец поселил их вокруг площади Св. Сульпиция: Арамиса на Rue Cassette, Атоса на Rue Ferou, а первое парижское жилье Д'Артаньяна помещалось на нынешней Rue Servandoni.) В "Cremerie Polidor" (41 Rue Monsieur-le-Prince) любил полакомиться автор "Улисса" и "Дублинских рассказов" Джеймс Джойс. Но деньги из дублинских издательств присылали не часто, и Джойс "не вырос" до ранга завсегдатая кондитерской. До него частым гостем "Cremerie Polidor" был Рембо, а после - другой великий поэт, Поль Верлен; еще позже - знаменитый художник-сюрреалист Макс Эрнст. Среди кафе в Латинском квартале сохранилось одно, где можно увидеть, какими были эти заведения полтора века назад. Уже в конце XIX века путеводитель по Парижу включал "Laperouse" (51 Quai des Grands-Augustins, метро Saint-Michel) в туристский маршрут города. В разные времена здесь можно было встретить Мопассана, Гюго, Дюма, Стивенсона, Пруста, Сименона. "Laperouse" был (и остался) очень дорогим местом. Когда-то, в незапамятные времена он кормил посетителей дичью. По мере роста города и "разрыва с деревней" дичи, как и везде, становилось меньше, а, стало быть, цены на нее росли. В конце прошлого века богатые лоббисты взяли за обычай приглашать политиков в "Laperouse" на обеды с глазу на глаз. Что позволяет довольно точно определить время превращения заведения из кафе в ресторан. Противоположный (правый) берег Cены О "Le Boeuf sur le Toit" (34 Rue du Colisee, метро St.Philippe-du-Roule) поэт Поль Валери писал, что это место, где живопись встречается с музыкой, искусство с (богатыми) ценителями, меценаты с политиками, политики с литературой и писатели с деньгами. В 1920-1930-е годы кафе пользовалось успехом среди поклонников новой классической музыки, с одной стороны, и кабаре - с другой. Одно это делает место уникальным: где еще могли пересекаться две столь разнородные группы людей?! Были времена, когда даже бедняк Джойс мог обедать на Елисейских полях. В письмах к сыну он хвалил "Le Fouquet's" (99 Avenue des Champs Elysees, метро George V) за приятную атмосферу. Писатель приходил сюда с утра работать (он писал здесь "Поминки по Финнегану"), вечером к нему присоединялась жена. Джойсы ходили сюда обедать каждый день, заказывая всегда одни и те же блюда: устриц, цыпленка с аспарагусом и мороженое. Само собой, бутылку белого вина. На 19 Place de Vosges, рядом с домом, где жил Виктор Гюго, находится кафе "Ma Bourgogne". Название должно быть знакомо поклонникам романов Сименона: инспектор Мэгре (и его создатель) частенько заходили сюда выпить и поболтать с приятелями. (Опять-таки, не к месту, но обратите внимание на дом номер 8: в нем Дюма поселил Миледи из "Трех мушкетеров".) Cafe de la Paix (5 Place de l'Opera) было очень знаменитым в XIX веке, оно часто упоминается у Бальзака, Золя, Флобера и Генри Джеймса. В нем, кстати, Генри Джеймс познакомился с Тургеневым. В 1920-х ежедневным посетителем был Гурджиев, назначавший здесь свидания своим ученикам; кафе постепенно стало популярным среди парижских мистиков разных направлений. Я знавал одного оригинального путешественника, нью-йоркца, из эмигрантов, который ездил по белу свету дегустировать оригинальные блюда и напитки. Он не пропускал ни музеев, ни концертов - просто у него была особая сфера интересов. Он говорил, что по парижским кафе можно (если позволяют средства, ибо чем место историчнее и знаменитее, тем оно дороже) ходить, совмещая интересное с приятным. В одном - попробовать анисовый аперитив (жуткая, на мой вкус, дрянь! - но пока не выпьешь, как догадаться, что такое пили в кафе каждый день известные писатели и художники), в другом - kir (типа смородинного ликера), в третьем выпить полбутылки белого (плохих вин во Франции нет по определению). Великий португальский поэт Фердинанд Пессоа, писавший стихи и повести под дюжиной псевдонимов и в разных манерах, рано или поздно приводил своих героев в одно из лиссабонских кафе, где он сам проводил каждый день, работая как галерник над очередной поэмой или рассказом. Замечательно, что у каждого из многоликих Пессоа свой вкус, согласно которому он заказывает кофе, завтрак. Каюсь, я проделал тот же эксперимент: заказывал в этом кафе каждый раз что-то другое, по вкусу одного из инкарнаций поэта. Занятно, ей-богу, занятно.
наверх
«Шекспир и Ко» Нотр-Дам, Лувр, Эйфелева башня…. - к счастью, это не все достопримечательности Парижа, и к несчастью, с остальными его богатствами туристам, как правило, познакомиться не удается из-за нехватки времени. Быть в Париже и не иметь экскурсовода, иногда может быть большой удачей, т.к. позволяет открыть гораздо больше нового, особенно если вы личность творческая, интересуетесь литературой и искусством, и тем более, если вы сами, как говорят французы – artiste. Артистам, писателям, поэтам и всем прочим, творческим по духу визитерам, мы советуем отправиться в маленький книжный магазинчик на Бушери, 37. История его, если не уникальна, то, по крайней мере, любопытна. Итак, в 1921 году Сильвия Бич, дочь одного американского пастора, открыла в Париже на «Одеон,12» книжный магазин, и назвала его «Шекспир и Ко». Именно здесь впервые в Европе зазвучали имена молодых талантливых американских писателей, таких как Хемингуэй и Фицджеральд. В 20-е годы этот магазинчик посещали: Бернард Шоу, Поль Валерии, Андре Жид, Эзра Поунд и Джеймс Джойс. Кстати, как раз Сильвия Бич согласилась впервые напечатать роман Джойса «Улисс», запрещенный цензурой, и отвергнутый англофонным читателем. Ее отвага была вознаграждена. Сразу после публикации роман стал пользоваться невероятным успехом. Сам Эрнест Хемингуэй тайно перевозил в США один из экземпляров запрещенной книги, спрятав его в штанины собственных брюк. В 1941 году во время фашистской оккупации американские писатели, живущие во Франции, были либо завербованы, либо высланы в США. Однако, магазин Сильвии Бич продолжал существовать, правда, не долго. Однажды утром в ее лавке появился немецкий офицер, который хотел купить книгу Джойса «Поминки по Финнегану». Так как экземпляр книги был последним, Бич отказалась его продать. Немец ушел, предупредив ее, что лавка будет закрыта. Тотчас Сильвия собрала своих друзей, вынесла из лавки с их помощью все книги и закрасила вывеску. Спустя несколько часов, на «Одеон,12» вернулись нацисты, посланные офицером. Как же они были удивлены, обнаружив, что никакой книжной лавки на этом месте уже не существует. «Шекспир и Ко» словно растворился в воздухе вместе с хозяйкой! Однако на этом его история не закончилась. В 1951 году другой библиофил Джордж Вайтман, американец по происхождению, открыл маленький книжжный магазинчик на «Бушери 37», и назвал его «Мистраль». В своем магазине, он расставил кровати, чтобы молодые талантливые писатели, которые нуждались в помощи, могли здесь жить и работать. Он покупал книги на блошиных рынках и в итоге собрал великолепную коллекцию редких книг. После смерти французской писательницы Симоны де Бовуар Вайтман перекупил всю ее библиотеку. В 1964 г с разрешения Сильвии Бич, он переименовал свой магазин в «Шекспир и ко». Восстановив старое название, Джордж Вайтман подчеркнул тем самым, продолжение традиции помогать молодым неизвестным писателям. Его магазин стал главным местом встреч творческой интеллигенции шестидесятых: Аллена Гинсберга, Грегори Корсо и многих других. Писатели и артисты и сейчас имеют право остановиться здесь на некоторое время, с тем условием, что они будут работать в магазине по часу в день, и читать в день по одной книге. Двери «Шекспира и Ко» открыты с 12 до 24-х, так что, если вы писатель, поэт, артист ну или просто любопытны, советуем вам туда заглянуть. Ну а если вас посетит муза и вы решите остановиться здесь на ночь, пишущие машинки и диванчики «Шекспира и Ко» – всегда к вашим услугам. наверх -------------------------------------------------------------------------------- История в лицах Парижские кафе это не просто место, где можно выпить чашечку кофе. У этого французского слова есть, пожалуй, еще одно значение, не занесенное пока в словари. Но это дело времени и чутья филологов. Впрочем, и без особых пояснений слово «кафе» рисует в нашем воображении «особую атмосферу», которой прославились французские кафе. В парижские кафе заходят вовсе не за тем, чтобы скоротать время, перекусить или утолить жажду. Сюда и не заходят вовсе - это слово предполагает все-таки кратковременное действие, сюда приходят для того, чтобы продолжать жить. А повелось это с тех времен, когда Париж не был самым благоустроенным городом Европы. В 20-е годы в кафе приходили греться. Можно было бесконечно сидеть с одной лишь чашечкой кофе, с книжкой, с альбомом и карандашом, в компании доброго друга или милой подруги. Постепенно складывались компании завсегдатаев, многие из которых вошли в историю, поскольку обладали неоспоримыми талантами, а многие лишь потому, что сиживали за одним столиком с тем или иным гением. Французское кафе устроено как театр. Столики повернуты «лицом» к улице, а летом и вовсе вынесены на тротуар под щедрое солнце. Посетители разглядывают прохожих, прохожие с не меньшим любопытством заглядывают в тарелки посетителей – и это вовсе не movais ton - общественный договор миролюбиво допускает. Каждое из парижских кафе может похвастаться своими посетителями – кого здесь только не бывает! Но одно из них имеет просто оглушительную историю, страницами которой зачитываются вот уже почти сто лет ... Это легендарная «Ротонда» (La Rotonde), расположенная по адресу бульвар Монпарнасс, 105. Сегодня это фешенебельный ресторан, и в атмосфере его уже нет той дымной, горькой, полуголодной богемности, которая питала своих гениев. Минуло 90 лет с того дня, как некий господин Либьон выкупил маленькое бистро на углу бульваров Распай и Монпарнасс. Тогда он и не подозревал, что то, что он назвал «Ротондой», вскоре станет одним из самых громких мест парижской, да и европейской жизни. в то время анисовая водка стоила там пять су, а легкий завтрак - десять су. Пьер Либьон потирает руки, ведь у него есть два преимущества перед конкурентами: машинка для счета денег - большая редкость в то время, и главное - это солнечная терраса. К тому же Монмартр начинает выходить из моды, и компании артистов блуждают по Парижу в поисках нового приюта. Пикассо облюбовал «Ротонду», за ним следуют Шагал, Вламинк, Кандинский, Лежер, Брак и угрюмый Гийом Аполлинер, который позже напишет: «Монпарнасс стал для художников и поэтов тем, чем раньше был для них Монмартр: приютом для красивой и свободной простоты». В кафе всегда есть уголь и печи довольно теплые. К тому же хозяин не скупится на хороший горячий суп, и даже готов обежать весь Париж в поисках нескольких контрабандных сигарет для своих постоянных клиентов. Однако Либьон диктует и свои законы: в «Ротонде» можно танцевать на столах, но дамам запрещается снимать шляпку и курить! Здесь застенчивый еврей из России Хаим Сутин берет уроки французского в обмен на чашечку кофе со сливками и пишет работы, которые на аукционах «Кристи» в начале 90-х годов будут уходить за миллионы долларов и оседать у потомков Чаплина и Шагала, в руках Френсиса Форд Копполы и Изабеллы Росселлини. Здесь Модильяни сделает портреты почти всех знаменитых посетителей «Ротонды». Для друзей – просто так, для прочих - в обмен на горячий обед или рюмочку полынной водки. Он бедствует. Его работы не пользуются спросом. Поэтому рисунки, которые он делает в своем дешевом альбоме или на листках в клеточку, явно вырванных из школьной тетради, или на бумажных салфетках и полусмятых обрывках со следами кофейных или винных пятен и теперь еще различимых на репродукциях, тут же раздаривает. А молодой элегантный человек раздает поэмы, в которых Аполлинер и Макс Жакоб высмеивают снобизм: щеголь называет себя Жаном Кокто. Вскоре в Париже появляются «Русские сезоны», и легендарные Дягилев и Нижинский приезжают сюда, в «Ротонду», чтобы заказать музыку молодым, почти неизвестным в ту пору композиторам, таким как Клод Дебюсси, Сергей Прокофьев, Игорь Стравинский, Дариус Милод или Эрик Сати! Бывают здесь Макс Волошин, Анна Ахматова, Владимир Маяковский, посвятивший кафе даже несколько строчек... «Ротонда» была общеевропейской явкой анархистов, которые нередко сиживали за соседними столиками с Лениным и Красиным, даже не подозревая о будущих исторических перипетиях. Ленину довелось бывать здесь всего лишь 12 раз – доподлинно известно. А вот Троцкий бывал чаще. Он организовывает в кафе многолюдные шумные собрания, которые иногда даже разгоняет полиция. В одной из таких стычек по ошибке арестовывают маленького странного японца: мужчина носит красное платье, ожерелье, серьги и смешное имя Фужита. Никто ещё не знает, что он станет одним из самых великих художников века, будет знаменит своими утонченными портретами женщин и кошек. А пока это один из посетителей «Ротонды», который вынужден брать взаймы шесть франков, чтобы опубликовать объявление о предстоящей свадьбе. В 1903-м в «Ротонде» юная Габриэль Шанель исполняла незатейливые народные песенки под бурные аплодисменты публики и возгласы "ко-ко-ко!". Здесь же она встретит богатого покровителя, с которым позже поселится в аристократическом Виши и станет королевой моды, воплощением высокого стиля. В промежутке между двух войн в «Ротонде» художников заменили писатели: сюрреалисты – Андре Бретон, Луи Арагон, Жак Превер, Раймонд Кено, модные молодые таланты – Арто, Радике, Пикабия, неизвестные иностранцы - эрнест Хемингуэй, Генри Миллер, Скотт Фицджеральд… Здесь же бывает уже набирающий популярность бельгиец Жорж Сименон. Описывая атмосферу времени, Илья Эренбург напишет: «Мы приходили в «Ротонду» потому, что нас влекло друг к другу. Не скандалы нас привлекали; мы даже не вдохновлялись смелыми эстетическими теориями; мы просто тянулись друг к другу: нас роднило ощущение общего неблагополучия». Здесь все были знакомы друг с другом. Все бедны, талантливы и одиноки. Однажды Алексей Толстой послал в «Ротонду» открытку для Эренбурга, где вместо фамилии указал: «Аu monsieur mal coiffe» - «Плохо причесанному господину», и открытка нашла своего адресата. Тогда в этом дешевом парижском кафе молодые голодные гении, упрямые в своем желании создать кто - новое настоящее искусство, кто – новый справедливый мир, много спорили, много курили. Их имена вошли в историю, создав и историю «Ротонды» Сегодня «Ротонда» - современный ресторан. Другие клиенты, другие темы для разговоров, другие картинки за окном. Но очарование этого места во многом от тех давних дней, от обаяния времени и людей, выбравших «Ротонду» своим приютом в бесприютном ХХ веке. наверх --------------------------------------------------------------------------------
|
|
|
|
|
|
|
|
Сегодня были уже 7 посетителей в гостях. |
|
|
|
|
|
|
|